Время от времени мы публикуем такие тексты: ошибки близких инвалида, чего нельзя говорить родителям особых детей и т.п. Нужны ли такие пособия, можно ли заменить врожденный такт и не ценнее ли правильно построенной фразы искреннее сочувствие – споры об этом не прекращаются и вряд ли прекратятся. Одно несомненно: тот, кто страдает, знает о правилах обращения с собственной болью больше, чем кто бы то ни было на планете Земля. Саманта Хэйуорд четыре года назад потеряла дочь Эллу. Девочка умерла в возрасте 19 дней от вирусного миокардита. Статья Саманты называется «Как говорить с родителями, потерявшими ребенка. Советы пережившей». Текст этот крайне эмоциональный, он полон горечи и упреков ко всем нам, не пережившим такого горя. Его не просто и совсем не приятно читать, но Саманта знает, о чем говорит и надо ли вообще говорить об этом. 

И. Н. Крамской. Неутешное горе (1884)
http://upload.wikimedia.org
 

Неужели это произошло со мной?

Понять всю степень разрывающей душу скорби от утраты своего ребенка может лишь тот, кто это пережил. Прошло четыре года, а я до сих пор смотрю на могилу своей дочки - и не верю. Посещать собственного ребенка на кладбище – в этом есть что-то нереальное. Словно я покинула собственное тело и смотрю на кого-то чужого, незнакомого, который стоит там, кладет на землю цветы… 

Неужели это я? Неужели это – моя жизнь?

Есть вещи, которые могут понять только родители: что такое мощнейшая связь между тобой ребенком, абсолютная, не ведающая смерти любовь и несокрушимая решимость, которая ревет внутри тебя, подобно открытому огню – решимость защитить свое дитя любой ценой. Расхожая фраза о том, что мать готова отдать жизнь за своего ребенка, становится до конца – на уровне эмоций - понятной лишь тогда, когда сама становишься матерью. Быть родителем – значит, носить свое сердце не внутри, а снаружи. Как бы вы ни представляли себе, что чувствует человек, потерявший ребенка, умножьте это в триллион раз – и этого все равно будет мало. 
 

Поддержка? Вам это только кажется

Кажется, что общество сочувствует людям, потерявшим детей и пребывающим в этой невыносимой печали, что окружающие всегда готовы поддержать их, поговорить с ними. Мой опыт таков: искреннее человеческое участие и доброта удивляли меня столько же раз, сколько их отсутствие. 
Осиротевшим родителям очень важно говорить о своем горе, говорить открыто, без оглядки. Я обнаружила, что это – единственное, что хоть как-то облегчает боль. 
Конечно, друзья и родственники поддерживали меня. Но – по крайней мере, так было в моем случае – их терпение, сочувствие, забота и помощь не могут длиться вечно. На самом деле, ситуация, в которую они вовлекаются, настолько трагична и эмоционально трудна, что в определенный момент находиться внутри нее становится просто невозможно. 

После этого приходит осознание того, что близкие не могут тебе помочь справиться с твоим горем. Во-первых, потому, что даже они не видят света в конце тоннеля. А во-вторых потому что она мешает им быть счастливыми. Они не теряли своих детей, так почему же они должны проводить все свое время печалясь о твоем ребенке? 
 

Десять советов для всех остальных

Поэтому, ради всех родителей, которые ждут помощи, протянув пустые руки, я напишу десять вещей, которые люди должны знать о потере ребенка. Быть может, эти десять пунктов изменят к лучшему жизнь хотя бы одного осиротевшего родителя. 

1. Прошло четыре года, а я просыпаюсь каждое утро с тем же ощущением горя, какое испытывала в день смерти Эллы. Разница заключается лишь в том, что теперь я гораздо лучше научилась скрывать боль своего разодранного в клочья сердца. Шок потихоньку улегся, но я до сих пор не могу поверить в то, что это случилось. Мне всегда казалось, что такие вещи происходят с другими людьми – но только не со мной. Вы спрашивали меня, как я, а потом прекратили. Откуда у вас информация, что на такой-то неделе, в такой-то месяц после потери ребенка мать больше не нуждается в подобных вопросах и участии? 

2. Пожалуйста, не говорите мне, будто все, о чем вы мечтаете – это чтобы я снова стала счастливой. Поверьте, никто на свете не желает этого так же сильно, как я. Но достичь этого в настоящее время я никак не могу. Самое сложное во всей этой истории, что я обязана найти какое-то другое счастье. То, которое я однажды испытала – чувство, что ты заботишься о любимом существе – никогда больше не придет ко мне во всей полноте. И в этой ситуации понимание и терпение со стороны близких людей может стать поистине спасительным. 

3. Не похожа. И я никогда больше не стану прежней. Я теперь такая, какая есть. Если бы вы только знали, через какой ужас мне пришлось пройти, то поняли бы, что оставаться прежней – это выше человеческих сил. Потеря ребенка меняет вас как личность. Мне говорили, что у меня теперь глаза как у призрака. Довольно странно говорить такое скорбящей матери, но да, в каком-то смысле я – призрак, слабое отражение прежней себя. Мои взгляды на мир изменились, то, что было когда-то важным, больше таковым не является – и наоборот. Слыша про свои глаза, я чувствую, что вы хотите сказать мне две вещи. Во-первых, я вам не нравлюсь. А во-вторых, вы не видите больше во мне старой доброй Саманты, которая почему-то отказывается возвращаться. Но поверьте, никто не скучает по той Саманте больше, чем я!!! И я оплакиваю две потери: смерть моей дочери и смерть меня – такой, какой я была когда-то. 

4. Если вы решили позвонить мне на первый день рождения моей дочки и первую годовщину ее смерти, почему вы не делаете это на вторую, на третью?.. Это ужасно и отвратительно. Неужели вы думаете, что каждая новая годовщина становится для меня менее печальной? А еще это молчание наглядно – словно огромная неоновая реклама - свидетельствует: вы живете своей жизнью и забыли о моей дочери. 

5. Умоляю, прекратите постоянно рассказывать мне о том, как мне повезло, что у меня есть еще детки и, особенно, моя младшая дочь. Я говорила вам об этом? Тогда зачем вы рассказываете это мне? Я похоронила собственную дочь, и вы всерьез считаете, будто я – везунчик?

6. Неполезно плакать при детях? Ошибаетесь. Для них как раз очень полезно видеть, как я оплакиваю смерть их сестры. Когда кто-то умирает, плакать – это нормально. Ненормально будет, если мои дети вырастут и подумают: «Странно, а ведь я никогда не видел, как мама плачет из-за Эллы». Они могут научиться прятать эмоции, посчитав, что раз так поступала мама, значит это правильно – а это неправильно. 

7. Не говорите, что у меня трое детей. У меня их четверо. Если вы не считаете Эллу моим ребенком только потому, что она умерла – дело ваше. Но только не при мне. Четверо, не трое! 

8. Даже сейчас, по прошествии четырех лет, случаются дни, когда мне хочется спрятаться от всего мира и отдохнуть от постоянного притворства. В такие дни я не хочу делать вид, будто все у меня за-ме-ча-тель-но, и чувствую я себя на все сто. Не думайте, что я дала горю сломить себя или что у меня не в порядке с головой. Я по-прежнему знаю, что вышла замуж за самого завидного жениха столетия, мои дети – само совершенство и у меня прекрасный дом. Но при всем при том я – скорблю. Это очень тяжело, особенно, если при этом приходится воспитывать троих детей и поддерживать прочный и счастливый брак. Да будет вам известно, я переживаю не только свое собственное горе, но также – горе своего мужа и своих мальчиков. Будет лучше, если вы просто поздравите меня с тем, что моя семья пребывает в таком прекрасном состоянии, потому что сохранить ее целой, невредимой и счастливой было не так просто. 

9. Я все заметила. Друзья и родственники, для которых вся эта история со смертью и моим горем оказалась слишком тяжелой, перестали приглашать нас на праздники, куда мы всегда были званы, и стали устраивать какие-то мероприятия втайне от нас. Думали, что я ничего не замечу. Я заметила. Но ничего не говорила лишь потому, что не хочу тратить своих слов на констатацию этого постыдного поведения. Но есть нечто, за что я благодарна: мне не пришлось тратить время на людей, способных на такую жестокость и равнодушие. Пожалуйста, не бойтесь. Я первой окажусь рядом с вами, если в вашей семье случится нечто подобное. И тогда вы поймете, насколько это жутко. 

10. Скорбь по ребенку прекратится лишь тогда, когда вы увидите его снова. Это – пожизненно. Если вы задаете себе вопрос, как долго ваш знакомый или член семьи будет тосковать, вот ответ: всегда. Не подгоняйте их, не принижайте чувств, которые они испытывают, не заставляйте их чувствовать себя виноватыми за них. Откройте уши – и слушайте, слушайте то, что они рассказывают вам. Возможно, вы чему-нибудь научитесь. Не будьте настолько жестоки, чтобы оставлять их наедине с самими собой. Меня не один раз оставляли друзья, когда сердце мое было изнывало от горя. Друзья, которых я любила, которым доверяла, поворачивались ко мне спиной, относя меня к разряду тех, с кем слишком сложно, или, что гораздо тяжелее – сумасшедших. Прекращались телефонные звонки, смс-ки, комментарии в Фейсбуке. Каждый раз повторялось одно и то же: «Прости, дорогая, я как выжатый лимон», «Скоро увидимся, хорошо?», «Скучаю!» Это могло бы продолжаться вечно, но я все понимала. Я не склонна настаивать на дружбе с человеком, который сам того не хочет. У каждого – своя совесть. Я рада, то мне не надо жить с их совестью. 
 

Информация, которая никому не нужна

Вы можете подумать, будто существует большое число публикаций, посвященных страшному процессу переживания утраты ребенка. Но это не так. Даже истории родителей – это редкость. Тема смерти детей и ее влияния на самых разных людей практически не затрагивается СМИ. 
А она, между тем, способна мгновенно уничтожить супружеский союз, способна оставить других детей в состоянии горя, гнева, потери ориентиров. Иногда они слишком малы, чтобы понять происходящее, и они злятся, что их семья перестала быть такой, как прежде, что они не узнают своих родителей. Потеря брата или сестры – это ужасно само по себе, но еще страшнее то, что горе этих детей никем не принимается в расчет. Я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз люди интересовались у меня, как себя чувствуют мальчики. 

Вы можете прочитать в прессе о жестоких подробностях смерти ребенка – и это все. А ведь на эту тему надо писать гораздо больше, и говорить об этом надо гораздо откровеннее. Я расстраиваюсь не только из-за себя, но и из-за остальных родителей, потерявших детей. Почему эта тема окружена таким страхом и молчанием? 

Суть в том, что сталкиваясь с подобной ситуацией, люди испытывают неловкость, и я, честно, не знаю, почему. Что-то подсказывает мне, что они просто не хотят ничего знать об этом – настолько ужасна тема. Быть может, они боятся, что узнав больше, станут испытывать навязчивый страх потерять собственного ребенка. Родители и так достаточно тревожатся о своих детях. Нужна ли им дополнительная тревога, которой они обзаведутся, узнав подробности умирания чужого ребенка? 

Неожиданная смерть моей дочери Эллы была, без сомнения, самым страшным событием за все 37 лет, что я провела на Земле. Не думаю, что в будущем может случиться что-нибудь хуже. Хотя я каждый день молю Бога о том, чтобы ничего подобного не случилось. Но я не могу знать наверняка. Я не провидец, у меня нет волшебных очков, сквозь которую я смогу увидеть, как сложится моя дальнейшая жизнь. Я просто должна надеяться, что ничего такого не случится, но я живу в постоянном страхе повторения ужаса, именно потому, что один раз это уже произошло со мной. И не надо обладать степенью доктора психологии, чтобы знать: этот страх нормален. 

То, что я перенесла, потеряв свою маленькую принцессу, было настолько невообразимо жутко, что я сомневаюсь, смогу ли я пережить нечто подобное еще раз. От моих душевных сил не осталось и следа, все было вложено в чувства, которые нужно было пережить в этой ситуации. Словно кто-то разбил вдребезги детскую копилку, чтобы достать и потратить мелочь раньше времени. 

Я разбита – не сломлена, нет – я эмоционально разбита. Я знаю, что вся энергия, которая была мне нужна, чтобы прожить эти четыре года, было потрачена до срока – и не только на то, чтобы пережить смерть Эллы. 

Она понадобилась мне для того, чтобы заставить друзей и родственников понять, что такое – оказаться в моей шкуре. И я злюсь из-за этого. Ведь то время, когда мне положено было горевать, я посвятила тому, чтобы защищать себя. 

И это чувство по силе почти такое же, как чувство горя от потери ребенка. Я не хочу злиться. Бог видит, мне совершенно не нужно это, но я просто не знаю, как не злиться, учитывая некоторые вещи, которые говорили и делали люди, окружающие меня. Я объясняла и объясняла им свои чувства, а меня, похоже, никто толком и не слышал. 

Я не уверена, виной ли всему недостаток литературы на эту тему или страх, который испытывают люди перед подобного рода чтением. Они не хотят знать о том, что существо, которого ты так любишь, о котором так заботишься, может испытывать такие страдания. Лично я знаю, тем не менее, что если мой родственник, друг или, что хуже, кто-то из их детей, вдруг серьезно заболеет, я спустя мгновение уже буду набирать ее название в Гугле, чтобы узнать об этом диагнозе как можно больше и, возможно, чем-то помочь. Но почему такого не происходит, когда речь идет о смерти ребенка? 
 

Я боюсь знакомиться с людьми

Большинство людей полагают, будто они знают об этом. И это просто убивает меня. Смерть ребенка – это худшее, что может произойти с человеком, но почему-то большинство чувствует себя достаточно образованными в этой области, чтобы давать советы, критиковать, говорить мудрые слова – при том, что они не знают об этом вообще ничего. Просто переживи это? Что ж, давайте сядем и посмотрим, как ты это сделаешь первым! 

Когда я с кем-то знакомлюсь, то тут же начинаю ощущать неловкость и страх. Я знаю, что наступит момент в разговоре, когда новый знакомец задаст мне вопросы о семье, о том, сколько у меня детей. Я бы хотела не говорить им всей правды. Насколько проще была бы моя жизнь, если бы я выбрала этот путь. Но дело в том, что у меня есть еще один ребенок. Ее зовут Элла. Сейчас ей было бы четыре года, но когда умерла, ей исполнилось всего лишь 19 дней. Я не потеряла ее – так говорить неправильно. Ведь я прекрасно знаю, где она: она мертва. 

Элла – мой третий ребенок и она заслуживает упоминания точно так же, как мои остальные дети. Раньше я лгала, отвечая, что у меня всего трое детей, но после этого по несколько дней мучилась таким чувством вины, что решила прекратить врать. Я буквально слышу, как Элла говорит мне: «Я больше ничего не значу для тебя, мамочка? Тебе стыдно вспоминать меня? Почему?»

Так что лично для меня дело обстоит так: даже если я не хочу рассказывать полузнакомому человеку о смерти дочери, вина, которую я испытываю о того, что замалчиваю этот факт, значительно хуже. У меня не трое детей, а четверо. И моя дочь – не единственная моя дочь, у меня есть еще одна. Какой будет реакция собеседника – это уж как повезет. Предугадать ее невозможно. Остаётся только закрыть глаза, затаить в глубине себя свое разбитое сердце и ждать, что он не воткнет нож еще глубже. 
Если бы я знала ответы на вопросы, зачем люди дают так много советов относительного того, в чем они не разбираются вообще, мне стало бы легче, правда. 
 

Сочувствовать – это просто

Что поразило меня после смерти Эллы – это то, как мало в мире сочувствия. А ведь сочувствовать – совсем не трудно. Вы просто представляете себя на месте другого человека – вот и все. А потом думаете, какого отношения к себе хотели бы. И если что-то вам не понравилось бы, не делайте этого. Вы не знаете, что приготовила вам судьба. Не исключено, что однажды вы окажетесь на моем месте. 

Я надеюсь, что эта статья о моих личных чувствах и раздумьях поможет кому-то хотя бы отчасти понять, что такое жизнь человека, потерявшего ребенка. 

Источник: Милосердие.RU
Австралийский женский интернет-журнал «Мамамиа»