Медленно открываются кованые ворота. Тихо падают под ноги кленовые листья осени. В трепете замирает душа что ее ждет впереди? Введенское кладбище столицы встречает нас ласково-грустными взорами Ангелов. Так начинается один из фильмов православного кинорежиссера Сергея Роженцева.

Кинематограф воздействует на сознание и душу каждого человека, а режиссеры, художники и артисты становятся проводниками, ведущими к Богу или от Него. Какой путь выбрать и куда вести за собой людей, каждый решает сам. Режиссер Сергей Роженцев, художник Олег Пономаренко и фотограф Михаил Данченков свой выбор сделали, создав Православное братство «Паломник». Фильмы, создаваемые «Паломником», являются участниками и призерами Международного кинофорума «Золотой Витязь», призерами Международного фестиваля военно-патриотического фильма имени С.Ф. Бондарчука «Волоколамский рубеж» и многих других кинофестивалей. Особенно дороги Сергею, Олегу и Михаилу две благодарности: Патриаршая грамота, которую вручил Его Святейшество Алексий II на международном благотворительном кинофестивале «Лучезарный Ангел» за фильм «Алтайская повесть» в 2007 году, и Терский казачий крест генерала А.П. Ермолова за бескорыстное служение делу возрождения казачества России и государственного становления Терского казачьего войска, за фильм «Живи и веруй» в 2005 году. Этой награды удостоены казаки, которые воевали в Чечне в 1996 году, многие получали казачий крест посмертно.

Наша встреча с Сергеем Роженцевым состоялась в московском Доме кино.

— Сергей, по какому критерию ваше братство «Паломник» оценивает: снимать или не снимать тот или иной фильм?

— Когда мы отправляемся в паломнические поездки, я беру с собой видеокамеру, Миша — фотоаппарат, а Олег — мольберт. Если в поездке рука тянется за аппаратурой и хочется что-то запечатлеть — мы это делаем. Если нет, то не снимаем. Мы бывали во многих местах, а фильмы снимали очень редко. Если душа откликнулась на увиденное нами, тогда снимаем. Другого критерия у нас нет. Мы не ставим перед собой цель — обязательно «привезти» из поездки фильм, не имеют значения и деньги. Если нам говорят — мы заплатим, а вы обязательно сделайте фильм, — эти правила не для нас. Хороший фильм рождается только тогда, когда есть желание его создавать, а не по необходимости. Каждую картину мы делаем очень долго, года по два. Герои наших фильмов становятся для нас близкими и дорогими людьми. У нас всегда есть надежда, что если это тронуло нас, то тронет и кого-то еще.

— Ваша картина «Прощеное воскресенье», снятая в 2001 году, и в том же году завоевавшая несколько призов сразу, до сих пор хорошо раскупается. Нет человека, который бы, посмотрев ее, остался равнодушным к судьбе главной героини — Тамары Павловны.

— Историю Тамары Павловны Кронкоянс, женщины, которая жила на Введенском кладбище двенадцать лет и построила часовню на могиле последнего духовника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры старца Захарии, мне рассказала сценарист Нина Грантовна Аллахвердова, мой друг и учитель. Ей принадлежит идея картины, она же стала и соавтором сценария. После рассказа Нины Грантовны я взял с собой друга Марко Антонио Родригеса, православного перуанца, с которым учился во ВГИКе, и мы с ним поехали на Введенское кладбище. Была осень, и архитектура бывшего Немецкого, старинного, основанного в 1771 году кладбища нас очаровала. Когда мы познакомились с Тамарой Павловной, захотелось рассказать об этом удивительном человеке, сняв фильм.

Тамара Павловна, сама рано потерявшая маму и выросшая в детдоме, не могла равнодушно смотреть на могилы, к которым никто годами не приходил. Она ухаживала за ними, молилась за всех, кто покоился на этом кладбище, называемом ею ласково — городок. На милостыню, которую ей подавали, Тамара Павловна восстановила из руин уникальную часовню с фреской русского художника Петрова-Водкина «Христос-Сеятель», построенную в начале ХХ века русским хлебопромышленником Эрлангером, и сегодня это — действующая православная часовня.

Во всех фильмах нас в первую очередь интересует наш современник, герой нашего времени, именно его мы и ищем.

Когда мы снимали фильмы о Чечне, то стремились показать не столько ход военных действий, сколько подвиг наших православных священников, солдат, казачества и мирного населения. Подвиг людей, в одночасье оказавшихся в кромешном аду и творивших в нем дела добра и любви. Я не был знаком с отцом Анатолием Чистоусовым, мне о нем рассказал мой друг, участник боевых действий в Чечне, писатель Виталий Носков. Работая над фильмами «Миротворцы» и «Живи и веруй», собирая рассказы-воспоминания об отце Анатолии и видя его живого в кадрах, снятых до расстрела батюшки, словно ощущал — знаю его, знаю лично! Я увидел человека, готового в любой момент отдать жизнь за Христа, за других, что он и сделал. Человека, своим примером призывавшего идти за Христом. Ему верили, за ним шли.

— Основу картин «Миротворцы» и «Живи и веруй» составляют фронтовые кадры пресс-атташе Терского казачьего войска Александра Кузнецова, прошедшего с казаками весь боевой путь. После показов этих фильмов к Вам нередко подходят матери погибших в Чечне солдат и говорят: «Спасибо. Теперь я знаю, за что воевал мой сын». Сергей, какие чувства Вы испытывали, собирая материалы о миротворцах конца XX века — миротворцах, служивших в Чечне?

— Понимаете, это клубок чувств. Я в Чечне не воевал, я был там в поездках, в командировках, искал людей, записывал интервью. Последний раз был там прошлой осенью с терскими казаками, проехали по местам, где они воевали, — Грозный, Наур, станица Червленая и т.д. Но я никогда не воевал, не брал оружие. Тема Кавказа — моя тема, я ею «болею», изучаю Кавказ уже очень много лет. Изучаю его историю с тех времен, когда первые русские поселенцы — гребенские казаки обосновались на Тереке. Со времен Ивана Грозного по наше время. Все те уроки истории, которые наше правительство в свое время забыло, сказались в Чечне, принеся нам сегодня столько горя.

— Видимо, выбор темы не случаен. Северный Кавказ — Ваши родные места.

— Да. Я из Армавира. И выбор темы действительно не случаен. По линии отца мои предки — кубанские казаки. Прадедушка — казак станицы Новотроицкая Ставропольского края, это Кубанское казачье войско, он был расстрелян большевиками в 20-х годах прошлого века. Поэтому тема Кавказа, тема казачества от меня никуда уйти не может, я постоянно возвращаюсь к ней. Вот и сейчас работаем над новым фильмом с рабочим названием «По следам генерала Ермолова». Подробно изучаем исторические документы.

— Вы из верующей семьи?

— Мои предки были глубоко верующими людьми. Когда началась революция и прадеда расстреляли, его дети были «расказачены», советская власть отняла у них все. Из станицы пришлось уехать. Моя бабушка на тот момент была несовершеннолетней, она приписала себе два года, чтобы получить паспорт, поменяла имя с Дарьи на Дину и вышла замуж за советского офицера. Мой отец воспитывался уже на советских коммунистических традициях. Свою жизнь он посвятил науке и студентам, руководил Армавирским политехническим институтом. Когда я, уже будучи взрослым, разговаривал с бабушкой, она сказала: «Сергей, я делала все, чтобы забыть прошлую жизнь, потому что у меня на руках были два сына, их нужно было вырастить. Муж, советский офицер, погиб, и я осталась с ними одна». Она очень переживала, что нужно скрывать свое прошлое. В доме на видном месте я не видел икон, они хранились у бабушки в шкафу под стопкой белых полотенец. Но крестик она носила всегда. Я же крестился уже после тридцати лет.

— Что привело Вас к этому решению?

— Трудно выделить какое-то одно событие, ставшее поворотным. Это, скорее, были штрихи, сложившиеся в картину: прошел армию, учился у Сергея Федоровича Бондарчука в Институте кинематографии; постепенно накапливал свой личный жизненный опыт. Сергей Федорович был человеком верующим. О Боге он с нами не говорил, но та драматургия, которую мы брали для работы, — Чехов, Достоевский, Гоголь — заставляла многое осмысливать иначе, меняла наше мировоззрение. Поведение Сергея Федоровича, его общение со студентами, все воспитывало нас. Во ВГИК я пришел, уже имея за плечами один курс Минского высшего военного училища, службу в армии, работу в Армавирском драматическом театре, год учебы в Казанском театральном училище, съемки в кино «Тройной прыжок «Пантеры»» в главной роли. Иногда задумывался: к чему так много поворотов в судьбе, такие разные ее этапы? И лишь потом с годами пришло понимание — все не случайно, все было нужно, так вел Господь.

Особенно отчетливо я осознал это при поступлении во ВГИК. Когда приехал в Москву — курс уже был набран, Сергей Федорович вел второкурсников. Я же был студентом училища, и, следовательно, никак не мог поступить сразу на второй курс института — такой перевод был невозможен. Все это мы с другом, тоже студентом Казанского театрального училища, узнали на кафедре, где нам и предложили приехать вновь через три года, когда будет новый набор. Стоим в холле, на часах семь вечера, в карманах билеты на казанский поезд через три часа. Как нам тогда хватило дерзости или наивности подняться в аудиторию, где проводил мастер-класс С.Ф. Бондарчук? Постучали, вошли, получив на то разрешение, и увидели: в классе вся мастерская, включая Ирину Константиновну Скобцеву и Сергея Федоровича Бондарчука, человека, снявшего фильмы «Война и мир», «Ватерлоо», «Судьба человека». Мы, два мальчика из провинции, без связей, без блата. Объяснились. Нам предложили что-то почитать. Почитали, что знали. Сергей Федорович говорит: «Ну что, хотите учиться? Забирайте документы в Казани, я вас беру»... Выяснилось, что по документам из высшего военного училища меня можно перевести на второй курс Института кинематографии.

Так я окончил ВГИК. Потом пять лет работал актером в Российском молодежном театре, снимался в кино.

— Сергей, как Вы считаете, совместима ли профессия актера с жизнью православного человека?

— Это сложный вопрос. Мой личный опыт говорит о том, что у меня постепенно происходило опустошение души, ее распад. Это я на себе испытал, играя в театре. Познал это и на опыте моих друзей-актеров. Место, где преобладают личные амбиции, эгоизм, зависть, опасно для молодой неокрепшей души. Именно поэтому я ушел из театра в 1995 году.

— Сергей, вопрос очень личный, но на страницах нашего издания, думаю, вполне уместный. Расскажите, пожалуйста, о Вашем духовном опыте, приобретенном за время работы над православными фильмами.

— Фильмами, давшими мне очень важный духовный опыт, стали для меня «Откровение» и «День Ангела». Это картины о двух бабушках-праведницах, которые прошли огненный двадцатый век и рассказывают о своей жизни, о своей вере. Рассказывают своему духовнику — отцу Сергию Полякову, настоятелю храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы в Калужской епархии.

Вера — это доверие Господу. Я на каждой картине убеждаюсь, это мой личный опыт, что художник по большому счету ничего не создает. Вся музыка, вся живопись, все фильмы — все уже существует. Господь помогает художнику по его вере и чистоте открыть это. Когда я начинаю делать фильм и меня Господь вводит в его пространство, я чувствую — фильм уже есть. Я его еще от начала до конца не вижу, не вижу и его законченных отдельных сцен, но знаю, что он есть. Это как человек идет на рыбалку или за грибами, он их еще не видит, но знает, что там в озере есть рыба, а в лесу растут грибы. Господь позволяет найти, если ты этого достоин, если пытаешься и хочешь совершать правильные шаги. Художник — человек, которого ведет Господь, и не более. Результат пути-поиска зависит от устремлений самого художника. От этого зависит и то, куда он приведет идущих за ним, верящих ему.

— Сергей, какой смысл Вы вкладываете в слова — православное кино?

— Православное кино — это не обязательно купола и свечи в кадре. Православное кино можно снять где угодно, в любом интерьере — переполненные улицы, шумные вокзалы, автобусы и трамваи, руины домов и города, сожженные войной. Лучшие православные фильмы, которые мне довелось увидеть на кинофестивалях, будучи председателем или членом жюри — фильмы, показывающие жизнь человеческого духа, оторванную от привычного круга богослужений, от размеренного ритма жизни. Где в военной Чечне можно было найти уцелевший красивый храм? Но именно там и в то время пастыри Русской Православной Церкви были со своим народом. Какие купола и красивые виды в Беслане? Но именно там сила духа православных священников вернула к жизни сотни людей.

Я уверен, что и наши, и многие другие современные «неформатные» картины заинтересуют следующие поколения. Мы стремимся сохранить правду о нашем времени для идущих за нами. Правду о Чечне, правду о подвижниках начала XXI века.

По работе мне много приходится общаться с молодежью, у нее огромный потенциал. Судите сами. Что у нас в стране творилось в 90-е годы? Полная неразбериха и полное отсутствие каких-либо ориентиров, только «сникерсы» да «ножки Буша». Началась война в Чечне, и наши восемнадцатилетние ребята, вчерашние школьники, отдали души за други своя. Как только пришли испытания, все насажденное извне слетело, как ненужная шелуха. Осталось только то, что есть в душе русского человека — любовь к Отечеству, жертвенность, милосердие. Все это и проявилось в Чечне. Пример — история Евгения Родионова. Таких ребят, как он, в Чечне было много, очень много. Многие погибли, но есть и те, кто остался жить. Я с ними общался, и понял — будущее за ними.

— В чем, на Ваш взгляд, заключается национальная идея России?

— Это Православие. На протяжении веков князья и русские святые объединяли земли, объединяли людей разных религий, национальностей, культур и традиций под скипетр православного царя для защиты и спасения Отечества. Эта же задача сегодня стоит и перед каждым русским художником.

Беседовала О.В. Шангина

Источник: "Глинские чтения"