17.12.2015Дарья Соловьёва

Вопрос 2010 года:
«Ребята, у меня вопрос. Сегодня на уроке литературы мы обсуждали библейские мотивы в романе «Преступление и наказание», и как-то обсуждение зашло далеко. Преподаватель сказала, что у христиан принято истязать себя за грехи: бить себя плетками, некоторые люди садились в темницу, голодовали и т.п. Разве это правильно? Вообще тут хоть есть правда из сказанного? Ведь издеваться над своим телом это грех».



Причинять себе какие-либо телесные наказания – это явление встречается во многих религиях. Есть это и в иудаизме, и в исламе, и в индуизме. Среди христиан в разных направлениях – разные тому мотивации. У католиков, например это связано с идеей сатисфакции, то есть удовлетворения Богу за грехи. В европейских хрониках, описывающих религиозную жизнь средневековья, и в житиях католических святых можно встретить примеры самобичевания и другие формы самонаказания с целью искупления грехов.

В Православии же грех – это не столько долг пред Богом, сколько болезнь души. Что толку отлупить больного. На ребенка, пожалуй, это может еще подействовать – по крайней мере, не будет зимой без шапки на улице бегать. А взрослого нужно просто лечить. И иной раз врач прописывает диету и какой-то особый образ жизни для того, чтобы лечение было эффективнее. Так и в духовной жизни: лекарство для души – это благодатная сила Божия, преподаваемая через таинства Церкви, а пост, бдение, утруждение тела трудом, поклонами и т.д. – это (вместе с душевными упражнениями – молитвой, чтением Священного Писания) те средства, которые делают наше естество способным к восприятию благодати. Здесь подходит и такое сравнение – чтобы выросло растение, семя бросают не на утоптанную дорогу, а в разрыхленную, унавоженную и увлажненную почву. Вот и человеческое естество для того, чтобы дать росток духовной жизни взрыхляют телесными подвигами, увлажняют слезами покаяния, обогащают питательным веществом духовных познаний, и только тогда семя благодати Божией рождает в недрах земного Небесное.

Что касается Достоевского, то его собственный опыт преступления и наказания (в Сибири на каторге) дало ему живой и сильный опыт человеческого страдания. Однако, в одноименном романе только поставлена проблема – убил, а потом совесть заела. И вот герой как-то издалека задумывается о таком явлении, будто бы свойственному русскому человеку, как «желание пострадать». Что-то в этом есть для него непонятное, но манящее какой-то смутной надеждой.

Для себя Достоевский нашел ответ именно в Православии, когда после смерти сына и посещения оптинского старца Амвросия он стал постепенно воцерковляться и почувствовал, что именно опыт приобщения к внутреннему бытию Церкви – есть единственный способ приобщения Богу и единственный шанс правильно понять жизнь и учение давно и безотчетно любимого им Христа. То страдание, которое он тогда переживал, было плугом, подготовившим его душу, а семя Божией благодати – единственное, что могло утешить его, примирить с утратой и дать силы жить дальше.

Вот тогда и появился ответ на вопрос о «желании пострадать». На суде герой последнего романа Достоевского, Дмитрий Карамазов, не убивавший своего отца, смиренно просит у присяжных не осуждать его на каторжные работы: «Я не убивал (то есть, я не виноват)». Его жизнелюбивая натура не может примириться с мыслью о долгих годах заключения и, казалось бы, бессмысленного страдания. Он надеется на побег, который хотят устроить его родственники. Но (по мнению некоторых исследователей, таким должно было быть развитие сюжета незаконченного романа) на каторге через страдания глубоко осознав свою вину – «Не убивал, но хотел убить, готов был убить» – Дмитрий принимает наказание как благо для себя и отказывается от побега.

Рассказывали об одном человеке, который в пьяном угаре в гневе жестоко убил свою сожительницу и своего ребенка, которого она носила во чреве. Ему удалось скрыться, но сильно мучила совесть и он устроился работать в храм. Молитва и богослужение успокаивали, но не надолго. Он набрался мужества и покаялся на исповеди. Душа получила облегчение, но только на время. Тогда по совету священника он пошел с повинной и был осужден. Конечно, в зоне срывался, унывал, малодушничал, но о своем решении никогда не жалел.

С точки зрения Православия решение, принятое этим человеком – единственный правильный выход из тупика, в который он себя загнал. Что же можно сказать об обществе, в котором такое самоосуждение будет оценено как «издевательство над своим телом», как непонятный, странный и ненормальный поступок? Думаю, что такое общество обречено на самоуничтожение. Наверное, об этом ваш учитель не подумал.



С уважением иеромонах Модест (Дроздов)